(Купорос)
читать дальше
* * *
Ученики военной академии – желторотые юнцы, решившие поиграть в палачей. Мерзкая история. И не потому, что он оказался в ней замешан. Люди, которые берут на себя право судить и осуждать, приводить приговор в исполнение… Люди которые не понимают, и бояться, и пользуются правом сильного, чтобы скрыть, превозмочь свою слабость…
Система несовершенна и тем несовершенна вдвойне, что допускает такие трагедии. Им всем не хватает терпимости. Им всем катастрофически не хватает терпимости.
Что Сандро знал о жителях пятого нома – практически ничего. Мог бы допустить, что Купорос, Малыш, люди из клуба – счастливые исключения из правила, заклейменного коротким словом «изгои». Но не хотел допускать – не верил в такие совпадения.
Военные были куда более прямолинейны в своих суждениях.
– Я убил одного из курсантов. – Странно, но в голосе не прозвучало раскаяние – ничего не прозвучало. Просто сказал – констатировал факт – как сказал бы, что за окном прекрасный летний день.
(Сандро Бароне)
* * *
Новака особенно впечатлила фраза про «удобную тактическую позицию», он не сомневался, что полиция ей тоже порадуется – какая уж тут самооборона, хладнокровно выбрал нужный момент и выстрелил, выстрелил бы еще да хорошо обученный курсант все-таки успел кинуть гранату. Да здравствуют наши курсанты, самые меткие курсанты в мире. Артур смотрел на упрямого Бароне и думал, как бы он поступил на его месте. Наверное, попытался бы выкрутиться, всеми способами, которые бы потом сохранили ему возможность жить с нормальной совестью и хорошо спать по ночам. Жить ему очень нравилось, и становиться фаталистом из-за трагической случайности он был не готов.
(Артур Новак)
* * *
В историю влипли жители третьего нома. Показания были противоречивыми, господин Жерве путался в деталях и еще не совсем отошел от шока. Надин Дело держалась с достоинством женщины, свершившей праведную месть. Ее можно было понять. Детали, которые она рассказывала честно и без преувеличений, вызывали у фон Вольфа чувство плохо скрываемой неприязни. Господа курсанты, честно говоря, облажались. И облажались так, что попытки СМИ хоть как-то отмыть замаранную репутацию их семей по сравнению с этими честными показаниями, выглядели жалко.
Закуривая очередную сигарету, Цербер удовлетворенно кивал, когда Надин в который раз подтверждала предположение о намерениях погибших помимо прочего совершить акт сексуального насилия. «Молодец, девочка. Правильно говоришь» - у фон Вольфа были все шансы оставить госпожу Дело в живых, хоть и с подмоченной репутацией. Формальный строгий режим содержания на самом деле был попыткой защитить двоих ценных свидетелей, хоть один из них был невольным убийцей.
(Эрих фон Вольф)
* * *
В этом был весь парадокс пятого нома. С одной стороны туда попадали люди, бегущие от имперских законов и порядков, но пятый ном на свой лад уродовал людей. С другой стороны, этот отстойник был неотделим от Рима. Даже обретая подобие свободы, его жители все равно продолжали испытывать на себе груз имперских общественных устоев. Свободы не было нигде. Где бы ни был человек, он оставался по-своему закрепощенным.
(Рино Скарлатти)
* * *
Обстоятельства смерти Филиппа X по-прежнему были предметом обсуждения общественности; покушение на жизнь Александра, пикантный инцидент со статуей, трагическая гибель восьми молодых аристократов – события набирали обороты с пугающей скоростью, лавина уже дрожала, нужно было не допустить ее схождения. Ее Величество не была готова оказаться погребенной под заговором врагов и разгулом своих. Смена власти – это всегда болезненный для государства процесс, и если правитель не подавит бунт в зародыше, на всю жизнь окажется между молотом и наковальней.
(Фьоренца Анна д'Альбре)
* * *
Вайнер всегда исходил из установки, что клиент не прав, не мог быть правым даже в силу специфики мира, того гладко полированного медного котла, в котором варились отбросы, того плотного слоя асфальта, сквозь который не могли пробиться цветы, той бесстрастной вакуумной пустоты черной дыры, в которой пропадали голоса, стоны, воззвания. В бурлящем кипячении жизни лишь успеть бы вертеться, по течению, против ли, главное, шевелиться, сбивать пену, не тонуть куском мяса. А когда совсем уж невмоготу, обложиться горючими коктейлями, дождаться своего звездного отряда полиции, взметнуться ошметками к небу, похожему на перевернутое море: «огнем природа обновляется вся». И все-таки этот мир был прекрасен: это в старом, менее совершенном, людям когда-то приходилось дергать за веревочки в кукольном театре, нажимать клавиши массивных инструментов, толочь краски, забивать порох в причудливые конусы, ползать по земле в жестяных коробках. Этот мир был чистейшей синтетикой.
(Пауль Вайнер)
* * *
– Чем еще могла занять себя Магдалена? Только коллекционировать ухажеров. А когда они кончились в Мадриде, я приехала в Новый Рим.
Пальцы сомкнулись вокруг узкого горлышка, и Магдалена вместе с вазой вернулась к постели, видимо, собираясь поставить в воду принесенные лилии.
- И разумеется, как только я узнала, что ты в больнице я кинулась к тебе – как же упустить такую возможность проведать самого завидного жениха Нового Рима? – ее тон звучал легкомысленно, глаза заблестели ярче – злостью, лукавством, насмешкой – он посмел задеть ее, даже если не хотел, и она била его в ответ. Протянула руку, снова коснувшись его лба в жесте, исполненном заботы, словно мать, проверяющая температуру больного ребенка.
- Здесь стало очень жарко, Вам это не на пользу, господин Бароне, - нежно добавила она. – Вам нужно немного охладить голову, - и она резко выплеснула ему в лицо воду из-под цветов, довольно свежую, но уже хранящую легкий запах растений.
(Магдалена Эрнандес)
* * *
Спортивная травма имелась, и если для того, чтобы побыстрее заполучить обезболивающее, необходимо всего лишь раздеться и продемонстрировать её – что ж, это не трудно. В любом случае этот стриптиз исключительно в медицинских целях, ну, Её Светлости хотелось так думать. Да и этот парень был врач, а значит, ему приходилось видеть полуголых женщин не только в своей постели.
К тому же, если диагноз господина Новака начнёт сбываться – то ей скоро совершенно не для кого будет раздеваться. Пока же герцогиня не комплексовала по поводу своей фигуры – даже однажды чуть было не согласилась позировать «аля натюрель» для какого-то военного плаката. Но вовремя получила от мужа неопровержимый довод против, который с трудом удалось запудрить, и отказалась от этой затеи.
Наконец женщина разобралась с застёжками и стащила с себя пиджак, негромко пожаловавшись:
- Какая у Вас удобная работа. Вот мне сложно придумать повод, чтобы Вас раздеть.
(Маргарита д'Альбре)
* * *
- Я не дам тебе этого сделать, - выдавила Фифи, едва справившись с собой. - Ты... Ты превратишь нашу жизнь в ад, неужели ты этого не осознаешь? В глазах знати ты уронишь достоинство правителя, опустившись до девки из кордебалета. Меня они возненавидят. А особенно - молоденькие хищницы, которые за тобой ходят косяками. Они спят и видят себя императрицами. Мне такого счастья не нужно. Ты сделаешь и себя, и меня посмешищем всей империи, и если в глаза тебе ничего не скажут, то за спиной обольют такой грязью, которой мы никогда с тобой не знали. Вот так будет! - Фифи сделала режущий жест на уровне головы. - По маковку.
Женщина резко встала и начала шумно расставлять тарелки по местам. Невооруженным глазом было заметно, что Жозефина медленно закипает. Она старательно сдерживала себя: скандал был сейчас очень некстати, и ей больно было смотреть на Александра. На него давила тяжесть венца цезарей, полмира и желание быть рядом с единственной женщиной.
(Жозефина Майлз)
* * *
Его любимая женщина сулила ему отлучение, муки адовы, но Александр словно бы не слышал. Он дошел до конечной точки, когда начинается обратный отсчет. Теперь над тоской взял верх какой-то безумный бретерский задор, а это был верный признак беды. Репутация, государственные устои, нормативы и предписания все катилось с крутой горки вниз, так далеко, что отсюда и не видать.
В гостиной была распахнута настежь дверь, ведущая на просторную лоджию, заставленную цветами. Проходя мимо, он выбил ногой систему экранирования, создающую силовое поле, не позволяющее сверзиться вниз, и буквально поднес Жозефину к самому краю пропасти, к которой подошел сам.
…Вид отсюда открывался просто восхитительный и… ужасающий, сотня с лишним этажей вниз. Оба, и мужчина, и женщина повторяли заветное «нет» с завидным упорством, и означало оно кричащее, торжествующее «да».
- Не… кукла, - процедил сквозь зубы Александр, водрузив возлюбленную на узкий бортик, придавив весом собственного тела, а потом вкрадчиво прошептал:
- Клянусь Богом, сделаю это, - опершись одной рукой с внутренней стороны бортика, другой он держал танцовщицу на весу.
(Александр VI)
* * *
Ее Сиятельство за годы выживания в светском обществе, вывела для себя три основных правила грамотного шантажа.
Первое: она – хитрая «кошка», которая может позволить себе поиграть с испуганным «мышонком». Быть с ним мягкой и ласковой, но в случае недовольного писка, аккуратненько поддеть острейшими коготками и продемонстрировать хищные клычки.
Второе: место для задушевного разговора, должно быть подобрано с особой тщательностью, чтобы не позволить несчастной «мышке» спастись бегством.
Третье: всегда вести себя уверенно, даже если вынуждена прибегнуть к блефу.
(Жанна ла Круа)
* * *
- Побирушка чертова! – в сердцах выпалила Ева, забирая из рук графини кристалл. – Как были ублюдками, так и остались! – теперь же Войцек давала ясно понять, что не причисляет себя к знати. Ей и, правда, простой рабочий класс или даже рабы были милей богатых жеманниц, содержащих себя за счет других. Она могла бы очень долго рассказывать графине о том, что она о ней думает, но предпочла замять тему, дабы не прослыть отъявленной хамкой. Она стала просматривать выбранные Жанной варианты загородных домов и усиленно думала над тем, как ей удастся выйти из ситуации без существенных потерь. Деньги не были большой проблемой. Но она опасалась, что графиня, почувствовав вкус власти над кошельком другого человека, будет доить ее бесконечно. А если Ева откажется, эти фотографии увидят все. Кажется, актриса стала такой же жертвой акулы, как та маленькая рыбка за стеклом аквариума.
(Ева)