Досье: File #14

[2510]

- Новый Рим, двадцать шестой век... Я всю жизнь мечтал сделать что-нибудь воистину историческое. В основном, правда, мне хотелось отдать какой-нибудь город на разграбление войскам. Есть что-то невероятное в том, чтобы, стоя на каком-нибудь холме под орлами, слушать, как стонет целый город, всё добро которого принадлежит твоим подчинённым, а население будет продано в рабство. Или непотребное улюлюканье твоих солдат, плавно превращающихся в насильников. Но... Но... Но... На мою беду, Новый Рим, двадцать шестой век... Теперь приходится оперировать совсем другими терминами и нет ничего по-настоящему, пыльно, библиотечно исторического. Если не сделать это нарочно, конечно, - короткая, неожиданно великосветская улыбка появилась на губах Теренция. - Конечно, я не мог сказать чуть больше дюжины лет назад в Сибирии "грабьте", но вот вырезать всех в тех городах - вырезали. Это был интересный опыт. О нём я жалею только на воскресных литургиях, если честно, - маска представителя высокого света так и застыла на лице Маршала Империи, пока к нему льнула супруга.
(Теренций д'Альбре)

* * *

Женщина, да, думала она. Еще какая женщина. Дура, да. Но для тебя все женщины будут дурами. Которые маются от безделья в будуарах и на приемах и солдатиков, которых ты кладешь сотнями ради того, чтобы взять какой-нибудь стратегически важный пункт, и двинуть войска дальше, чтобы на следующем отрезке положить еще несколько сотен. Маршал, который всеми мозгами, всей душой прикипел к войне, и который полумер и дипломатии не понимал и не принимал. А женщины навсегда и останутся дурами, годными разве что для рождения детей и для того, чтобы махать платочком на платформе, но никак не для того, чтобы, боже упаси, лезть в политику или соперничать с доблестными мужами.
(Маргарита д'Альбре)

* * *

Фон Вольф поднялся из-за стола и принялся мерить широкими уверенными шагами комнату для допросов.
- Будем откровенны. Конфискация вашего имущества и имущества вашей семьи только единовременно обогатит государственную казну. Люди любят смотреть на позорные казни, но потом быстро о них забывают. Участь паяца на раз не самая лучшая для такого человека как вы. – Полковник невесело усмехнулся. – С вашими талантами вы могли бы приносить гораздо большую пользу, владея в полной мере всеми средствами, занимаясь легальным бизнесом. От многого придется отказаться, но это не такая большая плата за возможность сохранить жизнь, - Эрих остановился.
- Полиции нужна информация, господин Скарлатти. И вы вполне бы справились с такой задачей. В случае удачной поимки Периколо вам сохранят жизнь.
(Эрих фон Вольф)

* * *

- Я поясню, - он устроился на стуле удобнее и продолжил. - Наша система отлажена таким образом, чтобы предотвратить невыплаты и просроченные обязательства, чтобы не допустить потерю денег вообще. Граждане Риме вполне могут позволить себе услуги, и плачевные случаи происходят довольно редко: в семи или десяти процентах из ста. Другое дело - изгои, которым, как водится, тоже хочется жить. Вот они-то как раз и попадают зачастую в жесткую зависимость. И платят своей лояльностью за жизнь и новые возможности. Один из моих людей до того напичкан электроникой, что я даже не знаю во сколько сотен тысяч ауресов оценить совокупную стоимость.Он изгой, и к тому же хороший оперативник. Если я освобожу таких как он от обязательств, я останусь ни с чем, и для Вас так же стану бесполезен, потому что мне не на кого будет опираться.
(Рино Скарлатти)

* * *

В чистую дружбу между мужчиной и женщиной Фарид верил слабо. Считал её возможным итогом близких отношений, но... не так. Не сначала. Рано или поздно самые теплые отношения приведут к чему-то большему, если только не родственные связи, или не... иранец дернул щекой, прерывая свои размышления. К телохранителю надо присмотреться повнимательней. Если он действительно достоин доверия, может быть, потом Фарид извиниться мысленно перед Хасаном за то, что не смог доверять... слепо. Стоит признать, что именно благодаря слепоте, он видел гораздо больше остальных.
Аллах велик, а замыслы его неведомы. Алла инша.
(Фарид аль Караи)

* * *

- Мне здесь не нравится, Кайс. Я очень стараюсь не делать поспешных выводов, возможно, я просто очень устала, поэтому и воспринимаю все настолько негативно. И первое впечатление зачастую бывает обманчиво…но мне здесь не нравится.
Шади принялась разглядывать ковер, лежащий на полу, беря паузу в попытке совладать с собой и перестать... жаловаться. Но ведь ей не нравилось. Рим – величественный и прекрасный, стремительный. Город – мечта. Окажись здесь Шадия при других обстоятельствах, она бы потеряла голову от впечатлений, эмоций, от всего этого великолепия, роскоши, которые она успела заметить, а так…
За всю дорогу она обронила разве что пару ничего не значащих фраз, пыталась быть собой. Но после слез Рашида, который, не смотря на все разговоры и уговоры, очень остро воспринял ее отъезд, быть собой у Шади категорически не получалось.
(Шадия бин Анвар)

* * *

У тех, кто давно воюет, болит не меньше чем у новобранцев. А Риму, этому бездушному колоссу, в сущности, плевать на человеческую боль. Настоящий римлянин, идеологи брались утверждать всерьез, не мог испытывать боли. Он был универсален, совершенен, возвышен над такими понятиями, как жизнь и смерть, добро и зло. О боли, заставляющей кричать ночами, рефлекторно закрываться от яркого света, замалчивали.
Ее стеснялись, как испражнений. Ее последствия правили всеми возможными способами, пришивая новые руки, пряча шрамы, приводя в идеальный порядок лицо и тело, выскребая память и как всегда забывая о душе.
Что бы они ни делали, на периферии сознания все равно маячила костлявая потаскуха, что любит всех без исключения, независимо от званий, родов войск и возрастов.
(Александр VI)

* * *

Семь утра.
"Даная, спишь? Даная, ты дома?.. Я приеду, можно?.. Да, Даная. Представить себе не можешь, насколько. Нет, не расскажу. Нет, не надо водки. Я... Даная, я скоро буду."
...Даная потрясающая женщина. Приедешь к ней под утро, у тебя была бессонная ночь, у неё тоже, у неё так всегда - ночью работает, днем спит, но ты приезжаешь через час после того, как она легла спать, а она встречает тебя в шелковом халатике, с тщательно растрепанной гривой и идеальным макияжем. Шоколадным ликером, сладостями и ментоловыми сигаретами. И легким запахом духов, который чувствуешь еще пару дней после визита.
Данае плевать, что у тебя произошло. Она будет слушать в пол-уха, кивать и говорить "не парься, всё будет хорошо". А ты вдруг осознаешь, что жизнь продолжается и, возможно, твои проблемы не настолько глобальны.
Сейчас Бьянко не рассказывал. Отказался от "лучшее средство для обретения душевного равновесия - хороший макияж!" и не отказался от "...ну тогда шоколадка...".
Восемь утра.
(Захария Рабэ)

* * *

Произошедшее было все еще необъяснимым, но отчего-то естественным. Женщина по имени Марго стояла в одном ряду с богатыми, ищущими развлечения жительницами Рима, скучающими женами и вдовами, которые искали удовлетворения среди здоровых потных, мутузящих друг друга мужиков. Но было в ней еще что-то. Какой-то надлом, который ощущался примерно так же, как шлейф дорогих духов. Может быть, именно это и роднило их, делая близость естественной. Марго как и Купорос была голодной. Это был голод особого сорта и заключался он в человеческой искренности желаний и действий, которую часто моралисты называют животной.
(Купорос)

@темы: досье